Задержав дыхание. Бахуд прислушался и ровным счетом ничего не услышал: противник тоже пытался определить его позицию на слух. Затем Бахуд внезапно понял серьезный недостаток своего положения – время работало против него, ему надо было двигаться, а его визави – нет. Раз за ним погнался один человек, следом могли появиться и другие. Если он застрянет на мертвой точке, даже нью-йоркские полицейские сумеют в конце концов сплести сеть, из которой будет трудно ускользнуть. Значит он должен двигаться, причем так, чтобы это давало ему преимущество перед противником.
Бахуд опустился на колени, чтобы снять ботинки, и встревожился из-за поднятого этим простым движением шума: материя комбинезона громко зашуршала. Держа фонарик в зубах, Бахуд развязал шнурки, морщась от какофонии производимых им звуков.
Противник пока ничем не выдал себя. Бахуд представил его, согнувшегося в темноте на том самом месте, где он очутился, закрыв за собой дверь. Противник действовал правильно – чувствовалась спецподготовка, – однако долго так продолжаться не могло. Определив положение Бахуда, противник вынужден будет двигаться, и тогда Бахуд его убьет. Дождавшись первого шороха с его стороны, он ослепит жертву фонариком и прикончит одним выстрелом.
Пистолет невозможно было достать, не расстегнув молнию на комбинезоне. Бахуд проделал это одним быстрым движением, поразившись, как тихо это вышло. Он услышал лишь легкий шелест, не громче его собственного дыхания, и сомневался, что враг тоже услышал его. Беззвучно достать из-за пояса пистолет не удалось, хотя Бахуд вытаскивал его очень медленно, правда, звук был не громче предыдущего. Противник по-прежнему не издавал ни малейшего шороха, и Бахуд решил прокрасться дальше. По его оценке он был примерно в тридцати шагах от входа, когда преследователь ворвался в помещение, следовательно, пройдя двадцать пять шагов, он окажется недалеко от стены и, если понадобится, рукой нащупает заветную дверь в соседний подвал. Однако он был уверен, что противник начнет двигаться гораздо раньше.
Направив пистолет и фонарик в то место, где по его предположениям находился противник, Бахуд спиной вперед двинулся к желанной двери, задерживаясь на каждом шаге, чтобы осторожно перенести вес с пятки на носок. Ткань комбинезона слегка шелестела при ходьбе, но Бахуд сомневался, что противник слышит его. Он сам почти не слышал себя, несмотря на обострившийся в опасной ситуации слух, и Бахуду казалось, что он крадется с бесшумностью кота.
Беккера поражало, сколько шума производил Бахуд. Определить его позицию не составляло никакого труда, с тем же успехом он мог навесить на себя колокольчики или, еще лучше, полицейскую сирену. Беккер слышал, как тот снимал ботинки, затем поднялся, вытащил что-то из-под одежды – скорее всего, оружие, вероятно, свое любимое шило для колки льда – и стал удаляться.
Он шел медленно, но ритмично: шаг, шаг, пауза, чтобы прислушаться. Беккер пристроился к его ритму, но делал шаги в два раза больше, с каждым движением значительно сокращая расстояние между собой и Бахудом.
Впрыгивая в дверной проем, он первым делом осмотрел помещение в тусклом свете из подвала, оценив его размеры. Если они и дальше будут идти в таком темпе, то Беккер достигнет дальней стены почти одновременно с Бахудом.
Сделав двадцать пятый шаг, Бахуд остановился и прислушался. Затем зажал фонарик в зубах и освободившейся рукой стал нащупывать стену позади себя. Было так тихо, что он слышал слабый скрип костей запястья, наугад шарившего во мраке.
Вдруг раздался звук.
Бахуд поспешно выхватил изо рта фонарик и вытянул его перед собой параллельно с пистолетом, направив их в то место, откуда донесся звук. Шум, раздавшийся совсем близко от него, походил на придушенный вздох, словно у человека перехватило дыхание. Да, это был его противник, на расстоянии всего двух-трех метров от Бахуда, но как ему удалось подобраться столь близко незамеченным?
Бахуд покрепче сжал фонарь и пистолет: если враг так близко, в его распоряжении только один шанс. Он должен четко скоординировать действия – включив фонарик, за долю секунды отыскать мишень и выстрелить. Свет сделает его самого превосходной мишенью, поэтому фонарик надо будет выключить в тот момент, когда он нажмет на курок. Если соперник выстрелит в ответ, вспышка выстрела выдаст его позицию, и, если Бахуд попадет в него, шума будет достаточно, чтобы Бахуд мог отыскать раненую жертву и прикончить ее в темноте.
Беккер по своим прикидкам находился в четырех метрах от Бахуда, когда ужас внезапно клещами сжал его горло, заставив судорожно вздохнуть. Тело покрылось потом, сердце бешено застучало в груди, словно он рывком пробудился от кошмара, того самого кошмара, который преследовал Беккера из ночи в ночь, – безымянного ужаса во мраке. В снах его преследовало наводящее смертельный страх чудовище – он сам, он сам превращался в ужас из своих кошмаров, сам становился причиной своего страха, сам был худшим из своих страхов; сознание этого из года в год все сильнее и сильнее мучило его. Беккер не просто боялся темноты, он чувствовал в ней неизбежность собственной судьбы.
Однако сейчас у него не было ни времени бороться с ужасом, ни света, чтобы разогнать его, ни женского тела рядом в постели, в котором он мог бы найти спасение, и теперь он умрет, заливаясь потом и трясясь от страха. Бахуд, конечно, слышал вздох и теперь ищет его, держа оружие наготове. Беккер до боли сжал челюсти, чтобы не стучали зубы. Его грудь непроизвольно вздымалась – легкие жадно требовали кислорода. Как можно шире раскрыв рот, он втянул в себя побольше воздуха в надежде подавить судорожные вдохи, которых требовало вышедшее из-под контроля тело. С сердцем, грозившим выпрыгнуть из грудной клетки, он ничего не мог поделать.