Дар сопереживания - Страница 107

107

– По-моему, вам была по душе эта идея.

– Да, сэр, была. Даже очень. Но после всего случившегося... я не знаю, сэр.

– Ну что вы, не берите в голову. Обычно такого не происходит. Вам просто по случайности пришлось работать с Беккером, а так у нас маленький сплоченный коллектив нормальных спокойных людей. – Маккиннон иронически усмехнулся каким-то своим мыслям. – Не волнуйтесь, вам больше не придется работать с Беккером.

– Почему?

– Он снова перевелся, – пояснил Маккиннон.

– А... – Карен постаралась, чтобы голос не выдал ее разочарования. – И куда?

– В какое-то из множества федеральных агентств. По его профилю – работы непочатый край... Кстати, он очень рекомендован мне вас, мисс Крист.

– В самом деле?

– Он сказал, у вас имеется чутье к нашей работе.

Карен, засмеявшись, осторожно прикоснулась к повязке на носу.

– Едва ли теперь у меня осталось какое-либо чутье, – невесело сказала она. – Хотя, может быть, я и сгожусь для бумажной работы.

– Красота преходяща, мисс Крист, характер – навсегда. Если хотите знать, сломанный нос только облегчит вам ремесло агента. Как вы, должно быть, замечали, в присутствии хорошенькой женщины мужчины чувствуют себя неудобно, а другие женщины проявляют злобу и агрессивность. Красота действует на людей отталкивающе, вызывает зависть, тогда как для работы агента очень важно нравиться людям с первого взгляда, по крайней мере, располагать к себе людей, внушать доверие.

– Ваши слова меня здорово успокоили, сэр, – уныло проговорила Карен.

– Возраст тоже играет немаловажную роль, – продолжил Маккиннон. – Мои лучшие агенты – люди с заурядной внешностью и среднего возраста.

Карен не удержалась и громко рассмеялась.

Маккиннон болезненно улыбнулся.

– Как видите, ваши лучшие годы еще впереди. И я надеюсь, вы проведете их в отделе по борьбе с терроризмом.

После его ухода Карен долго разглядывала потолок, пытаясь прочитать по переплетению трещин в побелке свое будущее.

* * *

Майра тонула в бреду, вызванном действием болеутоляющих лекарств, и, выныривая иногда на поверхность сознания, с трудом отличала сны от яви. Вокруг нее постоянно суетились очень внимательные люди, проявлявшие трогательную заботу о ней, ее здоровье и удобствах, и желавшие с ней поговорить. Она не всегда была в состоянии отвечать на их вопросы, но слышала их надоедливые голоса, настойчиво добивавшиеся от нее ответов: чувствует ли она то, чувствует ли это? Люди требовали смотреть на свет, им в глаза, следить за их пальцами, назвать им свое имя, сказать им, какой сейчас день и год, и где она находится.

Майра не имела представления, где она находится. Впрочем, это волновало ее меньше, чем незнание того, что с ней случилось. Последним ее воспоминанием перед нынешним состоянием прерывистого сознания был Кейн, смотрящий в телескоп, и она сама в центре гостиной. После этого что-то произошло, знала Майра и очень хотела вспомнить, что именно. Она что-то сделала, это точно. Сделала нечто, оставившее у нее очень приятные ощущения, что бы это ни было: хорошее или плохое, удачно или неудачно, но, не сомневалась девушка, она сумела выйти из эмоционального ступора, куда звал ее Кейн, и она что-то сделала. Если учесть, что любой шаг в сторону от безучастности являлся для нее прогрессом, Майра удовлетворилась бы даже малым, однако чувствовала – она сделала нечто большое. И хорошее, потому что она, определенно, нравилась самой себе и гордилась собой.

Иногда лица окружавших ее людей приобретали более четкие очертания, и тогда она узнавала некоторых из них. Несколько раз приходил Говард и сидел рядом с ее постелью, сжимая руку Майры в ладонях. Однажды Майре показалось, она заметила слезы на его глазах, но затем он быстро повеселел. В каждый свой приход он старался убедить сестру, что с ней все будет хорошо. Это Майра поняла, однако она по-прежнему не имела представления, что с ней не так.

Однажды рядом появился человек, которого она тоже видела раньше: не так давно он расстроил ее сообщением о смерти мистера Хэнли. Майра не смогла вспомнить его имя. В последний раз она видела его лежащим ничком на полу в прихожей, как раз перед тем, как она сделала то, что она сделала.

Человек не пытался разговаривать с ней. Он вообще ничего не говорил, а только смотрел на ее с улыбкой, в которой смешались теплота и озабоченность. Сидевший рядом с ним Говард что-то сказал, и, одобрительно кивнув, человек протянул руку и ласково коснулся щеки Майры. При этом восприятие девушки настолько обострилось, что она впервые ощутила бинты, охватывающие ее голову. Бинты? Это ее не встревожило.

Кончики его пальцев на мгновение задержались на ее коже, затем, все еще улыбаясь, человек, как показалось Майре, весело подмигнул. Позже приходили другие люди, и Майра, наконец, догадалась, что это врачи. Потом заходил еще один человек из ФБР, но все это время перед мысленным взором Майры стоял образ прикоснувшегося к ней человека. Она вспомнила его улыбку, тепло пальцев и дружеское подмигивание.

* * *

Беккер навестил Карен последним, и его визит пришелся на день, когда с ее лица сняли повязку. Девушка заметила, что он слегка прихрамывает.

– Прошу прощения, что я так припозднился, – извинился Беккер. – Меня тоже отправили в больницу.

– Из-за твоей ноги?

– Из-за моей головы: они совали мне лампочки в уши, чтобы посмотреть, что в ней творится.

– И что они увидели?

– Ты хорошо выглядишь, – сменил тему Беккер.

– Вот спасибо! – оживленно отозвалась Карен. – Тебе тоже нравятся носы картошкой? Маккиннон считает – это способствует карьере.

107